Очнулся Йенхо во временном ангаре. Ближние тотчас услужливо подали тонизирующее питье и прошелестели: он отдыхал восемь часов, теперь еще ночь. Волвеки умудрились-таки вытащить из долины всех, им повезло: губительное воздействие на психику и приборы на некоторое время ослабло, но теперь опять набирает прежнюю интенсивность. Горры, все трое, без сознания, у старшего серьезные проблемы с сосудами головного мозга. Семью вывезли экстренно вызванным мобилем в ближний купол, туда уже летят снави и лучшие врачи.
Айри довольно усмехнулся. Вызвал Риттонха и, пока пилота искали, в одиночестве рассмотрел тайную причину всего происходящего: невзрачный шарик, выглядящий обычным диким камнем без обработки. С виду и не заподозришь инородность… Безопасный камень, не подающий более импульсов, слегка шершавый, имеющий не вполне правильную форму. Цвет неровный, переходами. Видны несколько хаотично расположенных то ли складок, то ли трещин… Весит, как обычный камень, прохладный, чем-то похожий на морскую гальку, вынутую из воды, утратившую свою яркость и притягательность. Столь неинтересную вещь и прятать бессмысленно – кто заподозрит в ней чудо и тайну? Однако же ан-моэ не допускал случайностей. Он уложил браслет с шаром в контейнер. Мельком глянул на Риттонха, без стука шагнувшего через порог и наверняка успевшего рассмотреть содержимое контейнера до того, как захлопнулась крышка.
– Доставить на мою яхту, поместить в камеру для проб в лабораторном блоке, – негромко распорядился Йенхо.
– Все будет исполнено, ан-моэ.
Йенхо глянул на замершего по ту сторону приоткрытой двери ближнего. Поманил к себе:
– Передай их вожаку: экспедиция отменяется. Риск слишком велик, он был… хм… по-своему прав. Я возвращаюсь на яхту сразу после завершения формальностей с распределением прав на записи и материалы, добытые мною при некотором содействии стайных. Пусть пришлют достойный моего статуса высокоорбитальный корабль для нашего отбытия.
Спустя двадцать часов по времени Релата айри Йенхо вскрыл контейнер с объектом, уже находясь на борту яхты, вне орбиты Хьёртта. Лаборатория позволяла провести самое подробное, разностороннее и полное исследование. Не зря в ее оснащение ан-моэ вложил сумму, едва ли доступную воображению большинства людей или волвеков… Он чувствовал себя могущественным и мудрым, приступая к работе. Он ликовал.
Последующие десять лет изрядно подточили уверенность ан-моэ и даже довели его до крамольной мысли, что в контейнере лежит всего лишь морская галька. Обыкновенная, отшлифованная волнами океана Релата из осколка черного кремня: при погружении в жидкость камень восстанавливал глянцевую мрачность своего настоящего цвета. И во всех тестах камень вел себя именно как кремень. Ан-моэ несколько раз допросил Риттонха. Логично было предположить, что пилот утратил объект, вскрыв контейнер по небрежности или же недопустимому и преступному любопытству. Потом запаниковал, подменил утерянное подобным по виду – случайно завалявшимся в кармане камешком с пляжа… Но допросы не выявили лжи и недомолвок, как не выявили они и противоречий в показаниях, колебаний или же задержек с ответом.
Ан-моэ не мог признаться в поражении и поступил иначе: отложил работу. Благо пришло время изысканий, давно обозначенное общим планом переселения. И айри, привлекая по мере необходимости специалистов из числа верных, приступил к освоению генного материала, доставленного из архива Академии в разные годы и бережно хранимого до поры здесь же, на яхте.
Из всей массы сырья до финальной стадии тестирования без нареканий добралось пять образцов. Ан-моэ снова чувствовал себя мудрым, дело продвигалось на редкость быстро и успешно. Яхта, занимавшая низкую орбиту над Релатом в рискованный период опытов с использованием оборудования Академии, удалилась от планеты. Айри оставил ближним наблюдение за процессом развития готовых клеток, прошедших первичное деление. У него накопились на Релате дела, требующие личного присутствия и внимания. Казалось, неудача на сугубо техническом и предсказуемом этапе выращивания эмбриона подстерегать не может… Весь процесс отработан до мелочей и осуществляется в ряде клиник каждой провинции Релата. Однако же из пяти эмбрионов четыре погибли при обстоятельствах, которые отсутствовавший на яхте ан-моэ не смог точно восстановить по докладам ближних и показаниям приборов. Пятый образец выжил. По иронии он предварительно имел обозначение из пары символов древнего языка айри – «сай-тии», то есть «запасной, допустимо разрушение». Именно запасной образец в положенный срок, как записали ближние в журнале, вывелся – так они обозначали рождение низших. В последующие два года дневник наблюдателей отмечал процесс роста образца, так и не получившего собственное имя. В конце концов, зачем? Ни разумности, ни социализации для образца исходно не планировали. Требовалось лишь получить новый материал. И сделать это тайно, вдали от орбит Релата и Хьёртта, помня о возможном гневе Великого дракона, жестоких запретах на подобные опыты в обоих мирах и опасного всезнайством первого из врагов – Риана… Но удар снова пришел не оттуда, откуда его ждали…
– …не оттуда, откуда его ждали. Это было сокрушительно и непостижимо.
Ан-моэ зябко поежился, отпихнул бокал и глубже вжался в кресло. Выныривать из воспоминаний было неприятно. Под насмешливо-участливым взглядом Риана признавать себя неудачником – пытка. Да, двадцать три года назад он нашел нечто и знает теперь – не морскую гальку. Больше ничего не может сказать наверняка. Сидит в своем замке в горах, опасаясь мести врагов и желая сбросить груз проблем на их плечи. Потому что ему уже безразлично, кто займется неведомым и опасным, лишь бы остаться в стороне, уцелеть.